Кактус котенок из журнала стригунок кактус котёнок
Жил-был кактус. Он жил на подоконнике в красивом горшке. Раз в год кактус расцветал. Один-единственный раз в году на макушке у него распускался один-единственный цветок. Прекрасный! Красно — бело — желто — розовый со множеством лепестков! Весь остальной год у кактуса были иголки — вся головка в иголочках. Вместе с кактусом жили взрослые люди, маленькие дети, и еще жил-был веселый котенок.
Котенок очень уважал кактус. А все почему? А потому, что у него, у котенка, никогда, ну ни разу в жизни, не расцветал на макушке такой замечательный цветок, как у кактуса. Даже самая простая ромашка не распускалась на макушке котенка. А ему так хотелось! Но ничего не поделаешь — придется любоваться чужими цветами.
Самое интересное, «то котенок знал о цветах кактуса только по рассказам взрослых. А сам пока не видел. Ведь он маленький. И вот, когда наконец распустился необыкновенный цветок, котенку очень захотелось не только рассмотреть его, но и понюхать. Котенок осторожно прыгнул на подоконник, подошел к цветущему кактусу, восхищенно захлопал зелеными глазами.
— Какой! Красивый! У вас! Цветок!- почти задохнулся котенок от восторга.
— Да,- серьезно ответил кактус. Кактусы всегда серьезны.- Да, котенок, ты прав.
— А можно,- робко спросил котенок,- я понюхаю ваш цветок? Раз он такой красивый, наверное, он очень ароматный.
Кактус не стал объяснять котенку, что его цветы никогда не пахнут. Котенок зажмурился, вытянул шейку, потянулся к цветку и. вдруг отпрыгнул в самый угол подоконника, к стеклу прижался.
— Ой, ой! Нос уколол! Вы что же когти не убираете?
— Когти?- удивился кактус.- Какие когти?
— Ну те, что на вас растут. Я же свои убираю.- Котенок показал мягкую лапку.- Вот! А могу выпустить. Вот так. Ну я же прячу! А вы царапаетесь! Зачем?
— Ах, вот ты о чем,- отозвался кактус,- это не когти, это иглы.
— Не важно, когти или иглы! Важно, они колются. Ну так почему же вы не убираете их?
— Иглы — это вещь нужная. Тебе же бывают нужны твои когти?
— Мне когти нужны,- ответил котенок,- на всякий случай. Я могу выпустить когти и царапаться, если, например, придет волк. Или кто-то еще злой. И потом, когти мне нужны для того, чтобы лазить по деревьям. Я же все-таки котенок. А вы просто царапаетесь. Непонятно, почему царапаетесь?
— Понятно. Очень понятно,- ответил кактус,- царапаюсь, потому что колючий.
— Так зачем? Зачем же вы колючий? Я никак не понимаю? Может быть, вы цветок охраняете?
— Нет, не охраняю. Я всегда колючий. И без цветка. Так лучше.
— Лучше?!- возмутился котенок.- Я вот нос уколол. Что в этом хорошего?
— Я, знаешь ли, не хотел тебя колоть,- равнодушно ответил кактус,- случайно вышло.
— Нет, не случайно, а потому, что вы колючий.
— Ну да,- согласился кактус,- я колючий. Я не злой. Я просто привык быть колючим. Привык, и все. Понимаешь? Понимаешь, я спрашиваю? Ну, что ты молчишь?- почему-то растерялся кактус.- Ладно. Подойди поближе. Посмотри цветок. Может, вдруг да и не уколешься.
— Спасибо,- грустно ответил котенок,- я отсюда хорошо вижу. У вас очень, очень, очень красивый цветок. Просто необыкновенный. Но я лучше пойду. С вами как-то. как-то не так с вами.
Котенок мягко спрыгнул с подоконника. Посидел, погрустил о чем-то. Посмотрел на свою лапку со спрятанными коготками. И решил, что ни за что не согласился бы быть таким колючим-царапучим, как этот кактус. Царапучим просто так. Колючим по привычке. Ни за что бы не согласился! Даже за самый красивый цветок.
Я тоже в восторге, иногда ощущаю себя кактусом нецветущим:D, а иногда глупым котенком.
Вот автор Абрамцева Наталья Корнельевна
Сказка называется «Про колючки»
К сожалению талантливые люди живут не долго
АБРАМЦЕВА НАТАЛЬЯ КОРНЕЛЬЕВНА (1954-1995)
Н. Абрамцева родилась в Москве в семье военного и учительницы русского языка и литературы. Вскоре отец был откомандирован на Украину в маленький городок Белокоровичи, где будущая писательница прожила с родителями два года. По окончании этого срока в семью пришла беда — стал очевиден тяжкий недуг девочки, вскоре приковавший ее к постели (А. страдала сложным, редко встречающимся заболеванием спинного мозга, при котором человек обречен на полную неподвижность и быструю смерть. Тот факт, что писательница прожила 42 года, считается в медицине уникальным и труднообъяснимым — возможно, отгадка его в невероятной насыщенности духовной жизни А.). Родители были вынуждены перебраться ближе к медицинским центрам — так семья оказалась в подмосковном городке ракетчиков Болшево, где прошли детские годы А.
В семье А. отношение к литературе и писательскому труду было всегда исключительно серьезным — отец будущей писательницы в возрасте 33 лет написал первую пьесу, через два года прошел по конкурсу в Литературный институт им. Горького, успешно окончил его, и сегодня является автором ряда идущих на сценах страны пьес, мать помимо преподавания русского языка и литературы, закончила курс психологии, увлекалась деятельностью сценариста научно-популярного кинематографа. Тем не менее первоначально желания писать А. не высказывала: после школы она закончила четырехгодичные курсы испанского и английского языка и собиралась работать переводчиком (в институт поступать она не захотела), но найти интересную работу оказалось сложнее, чем предполагалось вначале. Тогда мать посоветовала писать хоть что-то, «чтобы не утратить навык письменной речи».
К сожалению, первые заметки и наброски писательницы не сохранились, как не сохранились и ее письма-ответы, когда А. попыталась работать в отделе писем «Комсомольской правды». Эти серьезные, сложные письма шли вразрез с традицией «отписок» отдела, а на компромисс А. оказалась не согласна, и сотрудничество прекратилось.
В 1974 г. семья перебралась в Москву. А. в это время активно пыталась лечиться по восточным методикам, занималась йогой, но спустя некоторое время стала очевидной тщетность этих упражнений — так наступил момент глубокой депрессии, едва не приведший к непоправимым последствиям. А через три дня после случившегося родилось первое произведение писательницы — заметка-очерк «Может быть еще не все?». Последовавшие за ним рассказы о кошке Насте и первые сказки никуда вначале не пробовали послать, никому не показывали. Однако постепенно стало понятно, что А. нашла дело своей жизни.
В 1978 г. в г.»Ленинское знамя» была опубликована сказка «Ласточка», и с нее начинается триумфальное шествие сказок А. по страницам печати, на радио, на сценарных площадках страны. С 1980 г. произведения писательницы публикуются регулярно; в 1984 г. она одновременно становится лауреатом премии года ж.»Огонек» и «Советская женщина»; в 1985 г. выходит ее первая книга «Сказка о веселой пчеле», в `1988 — сборник «Что такое зима», в 1989 — сразу три сборника в разных издательствах, в 1990 — сборник «День рождения»; в 1992 — отрывной календарь для женщин со сказками писательницы; переводы ее произведений появляются в Венгрии, Бельгии, Японии; по сказкам делают три мультфильма — один из них — в Германии — и два диафильма. В г. «Вечерняя Москва» рубрику «Бабушка, прочти» переименовывают в «Наташины сказки», и А. надолго становится постоянным автором «Вечерки», а затем — «Сударушки». В 90-ые гг. большую известность получают сценарии А. новогодних сказок-представлений, произведения писательницы обретают широкую международную известность (что явствует из переписки, хранящейся в семейном архиве). В 1995 г. в период большой творческой активности А., интересных планов и начинаний, болезнь во время одного из приступов одержала над писательницей верх.
Красивое стеклышко поблескивало в пыльной траве у дорожки. Чудесное стеклышко, яркое, веселое. Стеклышко ловило луч солнца, подбрасывало его как на ладони и кидало в самую неожиданную сторону. Как зачарованный смотрел на стеклышко котенок. Он старался угадать, куда бросит стеклышко этот луч или тот. Очень хотелось поймать цветного зайчика. Сначала котенок стеснялся, а потом вежливо спросил:
— Можно ловить ваших зайчиков?
— Конечно! Вдвоем играть веселее, — ответило стеклышко.
Они долго играли. Чудесное красное стеклышко подыгрывало котенку: оно было взрослым. Мимо шли люди — ноги для котенка и стеклышка. Босоножки, кроссовки, сандалии…
Вдруг какие-то красивые, наверное, задумавшиеся туфли задели красное стеклышко. Оно подпрыгнуло, упало на асфальт дорожки, ударилось и … рассыпалось. Засверкали осколки. Котенок удивился, растерялся, огорчился. Чуть не заплакал: он не мог найти среди осколков стеклышка, того самого.
— Стеклышко! Стеклышко! — звал он. — Где вы?
— Я осколок! Я не стеклышко! Я осколок! — звенело отовсюду.
Осколки… Красивые, как драгоценные камни. Звенят, смеются, зовут котенка играть. А он побежал догонять красивые туфли: вдруг они знают, где красное стеклышко. Думаю, напрасно. Туфли размышляют о чем-то более серьезном.
Людмила Петрушевская замечательно пишет. Я очень люблю ее рассказы и повести. Вот нашла ее рассказ про кошек.
Жил-был Кот, который умел петь и пел вечерами для своей знакомой кошки. Но его знакомая кошка не обращала на него никакого внимания и не выходила гулять, а целыми вечерами сидела и смотрела телевизор.
Тогда кот решил сам спеть по телевизору. Он пришел на телевидение петь, но ему там сказали:
— Мы с хвостами не берем.
Кот сказал:
— Это пара пустяков.
Он зашел за угол, подвязал хвост к поясу и снова пришел на телевидение. Но там ему опять сказали:
— С какой стати у вас лицо полосатое? На экране это будет выглядеть странно — все подумают, что это у них телевизоры испортились.
Кот сказал:
— Это пара пустяков. — Снова зашел за угол, потерся о белую стену и стал белый, как стена.
Но на телевидении ему опять сказали:
— Что это еще за меховые варежки у вас? Тогда кот разозлился и сказал:
— Меховые варежки? А вот это вы видели? И высунул свои длинные острые когти.
Ему сказали:
— Ну, знаете что, с такими когтями мы вообще на телевидение петь не берем. Всего вам хорошего!
Кот тогда сказал:
— А я вам все ваше телевидение тогда испорчу! Он залез на телевизионную вышку и стал оттуда кричать:
— Мяу! Мрряу! Фрряу! Пш-пш! Ку-ку! До-ре-ми-фасоль!
И все передачи телевидения стали путаться. Но зрители терпеливо сидели и смотрели.
А кот кричал все громче, из-за этого все еще более перепуталось, и диктора показали вверх ногами. Но зрители терпеливо сидели и смотрели, только головы перевернули так, чтобы было видно перевернутое изображение.
В том числе это сделала и котова знакомая кошка. А кот прыгал и бегал по телевизионной вышке, и передачи от этого стали не только перевернутые, но и перекошенные. И все зрители в ответ перекосились, чтобы удобней было смотреть перекошенное изображение.
И котова знакомая кошка тоже вся, бедная, перекосилась. Но затем кот задел на вышке лапой какое-то хитросплетение, и телевизоры испортились и погасли. И все тогда вышли на улицу гулять. И знакомая котова кошка тоже вышла погулять со своей перекошенной внешностью. Кот увидел это с высоты, спрыгнул, подошел к своей знакомой и сказал:
— Гуляете? И они стали гулять вдвоем, и уж тут-то кот спел ей все песни, какие хотел.
В одном совершенно не волшебном городе жил-был обыкновенный уличный кот. Серый, худой, со шрамами на боках. И жизнь его была обычной жизнью кота на городских улицах. Он шлялся по помойкам в поисках объедков, охотился на ожиревших голубей в парке, грелся под летним солнцем, прятался в подворотнях от осенних дождей, прижимался мерзлой снежной зимой к трубе центрального отопления в заиндевевшем подвале.
А в свободное от этих занятий время дрался с другими котами, спасался на дереве от злобных собак, а порою вовсю горланил песни в весеннем нестройном кошачьем хоре.
Как-то раз я спросил его, доволен ли он своей жизнью. Неужели ни разу в жизни ему не хотелось попасть в теплый и светлый дом к ласковой хозяйке, которая будет каждое утро наливать ему в блюдце теплого молока. Где зимой можно будет глядеть в окно, лежа на горячей батарее. Где его будут брать на руки, гладить и чесать за ухом.
— Да что ты, хотелось, конечно, — ответил он. — Я обожаю, когда мне чешут за ухом. Умираю просто от удовольствия. Да и хозяйку такую я бы любил всем сердцем. Потому и живу на улице. И глядя в мои круглые от немого удивления глаза, продолжил.
— Врать ей не хочу. Разве можно обманывать добрую заботливую ласковую и любящую женщину? Раз в два-три месяца меня будет тянуть на улицу. Я буду сходить с ума, метаться по комнатам и орать. Буду драть ее любимый диван. Переверну горшок с цветами. И в конце концов все равно вылезу в неплотно закрытую форточку. Она начнет переживать, побежит искать меня на улицу. Станет думать, что меня переехала машина, или повесили на дереве малолетние хулиганы. Заплачет… А через три дня я вернусь. Голодный, грязный, вонючий. Полезу к ней на руки, будто ничего не случилось. И она, дурочка, мне все простит. Нет, старик, я уж лучше как сейчас. Зимой, конечно, туго приходится, но жить можно.
Он мягко потянулся и исчез в кустах. А я остался. Мне было немного неуютно. Кажется, ошейник от блох слишком сильно затянут. А вообще, мне домой пора, хозяйка наверняка соскучилась.
Котенок Кис был маленьким и со всеми хотел дружить. А больше всех — с окном: большим, блестящим, прозрачным.
— Вы самое красивое на свете!— сказал окну Кис.
Раздался звенящий легкий смех.
— Неужели самое красивое?— рассмеялось окно. Кис не мог подобрать слов: «Вы. Вы. Вы. »
— Не хвали, перехвалишь,— рассыпался голос окна.— Лучше прыгай ко мне.
— Высоко,— испугался Кис,— а я маленький.
Окно перестало звенеть, будто ожидая чего-то. Долго ждать не пришлю. Котенок прыгнул. Два горшка с фиалками — один с белыми, другой с ••еловыми — быстро раздвинулись, уступая котенку место на подоконнике.
— Давай знакомиться,— одобрительно зазвенело окно.
— Я котенок Кис. Милое окно, вы такое красивое! А почему вы прозрачное? А за вами — это что?— пригляделся Кис.— Какие-то черные прутья? Зачем они? Такие некрасивые.
— Я прозрачное, потому что так захотели люди. Им приятно видеть то, что за мной.
— Приятно видеть эти грустные черные прутья?!
— Придет время, малыш, и из-за этих, как ты говоришь, грустных прутьев ты забудешь обо мне.
. Шли дни. Осень дождливая кончилась. Зима пришла. Котенок подрос немножко. Горшочки с фиалками уже привычно уступали ему место на подоконнике. Блестящее окно стало еще красивее, наряднее.
Сначала на стекле появились прекрасные звезды-снежинки. Затем чудесные белые кружева. Потом они превратились в бурное море. А потом друг окна Мороз нарисовал на стекле пушистые елочки-лапы. Они были как настоящие. Это случилось как раз под Новый год.
Котенок Кис очень сдружился с красивым окном, привык к его звенящему голосу. И конечно же, думать забыл о голых прутьях на улице. Кто-то как-то между прочим сказал ему, что они называются кустами, деревьями.
А чудесные превращения окна продолжались. На стекле появлялись то невиданные узоры, то снова волшебные кружева, то опять разные снежинки. И ни разу прекрасные рисунки не повторялись. Каждый день новые.
Потом пришел месяц март. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что солнечные лучи стали ярче, и оттого узоры на окне засверкали тоже ярче. А плохо, потому что солнце стало горячее, и чудесные рисунки быстро исчезали.
А потом произошла страшная неприятность. Она называлась — ремонт. Котенку на время запретили входить в комнату с окном. Долго тянулся ремонт. Долго не виделись котенок и окошко. Прошел апрель, половина мая. Наконец неприятности кончились, ремонт ушел насовсем.
Кис тут же помчался к окну. Фиалки не забыли его — уступили место. Мгновение — Кис на подоконнике. И. Он забыл об окне. Обо всем забыл, он увидел, что черные ветки превратились во что-то прекрасное. зеленое-зеленое. Казалось, что деревья и кусты живые! А может, так оно и было. Маленький Кис увидел это зеленое чудо не только глазами, но и ушами, и носом. Недавно распустившиеся листочки шелестели какую-то, только что сочиненную мелодию. А как они пахли!
Маленький Кис замер. Он и не заметил, что самого окна почти не видно: распахнуто окно. Застыл котенок на миг и кинулся, хорошо — этаж первый, в зелень. На все лето кинулся. Он забегал домой. Иногда. Но там, в зеленом теплом времени года, что зовется лето, ему было гораздо лучше.
А окно? Окно не ошиблось. Котенок забыл о нем. Правда, иногда, когда Кис дремал в зеленой траве, ему снились белые звездочки и мохнатые новогодние лапы. Окно не обижалось. Могло ли взрослое умное окно сердиться на котенка, который просто голову потерял.
И еще. Окно точно знало, что тепло — не навсегда, что придут холода. Окно знало, что его хозяйка замерзнет и попросит не пускать домой холод. И окно закроется. И тогда, в этом мудрое окошко не сомневалось, подойдет повзрослевший Кис и немного виновато посмотрит вверх. Фиалки, белые и лиловые, недовольно — они еще не совсем простили котенка — уступят ему место, и Кис легко прыгнет на подоконник.
— Простите меня,— скажет Кис.
— О чем ты?— будто бы удивится окошко.
А еще через некоторое время из дальних северных стран вернется друг окна — Мороз. И на стекле снова появятся чудесные рисунки: то звезды — снежинки, то волшебные кружева, а под Новый год самые настоящие пушистые елочки-лапы. И Кис скажет:
— Вы самое-самое красивое!
